Среда, 08.01.2025, 17:04
Приветствую Вас Гость | RSS
[SEARCH_TITLE]
[SEARCH_FORM]
Главная | | Регистрация | Вход
Мой сайт
Форма входа
Меню сайта

Категории раздела
Новости [56]

Мини-чат

Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 4

Статистика

Онлайн всего: 6
Гостей: 6
Пользователей: 0

Поиск

Календарь
«  Май 2010  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
     12
3456789
10111213141516
17181920212223
24252627282930
31

Архив записей

Друзья сайта
  • Добавлено: деятельность: коммунальные информационные.

  • Главная » 2010 » Май » 29 » Она есть и у маленьких лириков, но подлинных.
    15:00
    Она есть и у маленьких лириков, но подлинных.
    Она есть и у маленьких лириков, но подлинных.Ультима Туле


    Ольга Мартова (Ольга Андреевна Андреева) автор семи поэтических книг: «Нить» (1988), «Чистые неги» (1990), «Лунная дорожка» (1996 и 1997), «Бал» (2000), «Светлячки» (к 200-летию А.С. Пушкина, 2000), «Двери» (2005), сборника избранных стихотворений «Добро пожаловать в весну» (2007). Автор книги прозы: «Преображение» (1990), романов «Исфахань» (1996),«Сон-Хель и сонгелы: история поселения на краю света» (2005), «Петербургский квадрат» (2006)

    Член Союза Российских писателей, Союза писателей Санкт-Петербурга и Союза журналистов РФ. Лауреат Международной поэтической премии «Баренц-лира»; Международной литературной премии Баренц региона "Детская книга ХХ века" за лучшее произведение для детей; Диплома международного журналистского союза Баренц Пресс Интернейшнл «За честную журналистскую позицию»; Медали Российской муниципальной академии «К 100-летию М. А. Шолохова» - «За гуманизм и служение России»; Премии губернатора Мурманской области за творческие достижения (1999 и 2006 гг.); Премии мэра Мурманска за журналистские достижения; Премии епископа Мурманского и Мончегорского за лучшую радиопрограмму об истории края (трижды); Областной премии Тэффи за лучшую радиопередачу о театре; Областной премии Ассоциации кольских саамов за лучшую публикацию о коренных народах Севера.


    Кто вы, откуда, как оказались на севере?

    Я родилась в Сибири, в Иркутске. Детство провела на Байкале, в сказочном по красоте и мистически значительном месте: побережье Малого моря у острова Ольхон (по преданиям, это один из магических центров планеты, где сберегается в секрете буддистами могила Чингисхана, сакральное место, исполняющее желания…) Окончила филологический факультет Иркутского университета. Вот уже четверть века живу в Мурманске, приставлена к этому месту, как солдат на царской службе. Мурманск меня заполонил – наверное, по некой разнарядке свыше, положен хотя бы один поэт на сто тысяч населения. Метод «вербовки» был традиционным – я влюбилась и вышла замуж за мурманчанина. Север для меня сначала (в сравнении с Байкальской сказкой) казался адом на земле, первым кругом преисподней. В восточной Сибири один дождливый день приходится на десять солнечных. А здесь, почти по Даниилу Андрееву - круги возмездия грешникам в «Розе мира»: тундра, промерзшая почва, карлики-растения, сырой, промозглый холод, нестихающие ветра, слепота полярной ночи. Воспринимаю как чудо, что с течением времени депрессивный север превратился в обретенный рай (так, по мифу: дойдя до края ойкумены, перешагнув Полюс, оказываешься в присноблагодатной Гиперборее). Объяснить, как это произошло – значит, объяснить саму себя и загадку своей жизни, что я и пытаюсь сделать в книгах.
    Жизнь для меня это путешествие, в котором есть надежда обрести некий ее секрет, для каждого особый (святой грааль; панацея; эликсир жизни; рецепт вечной юности; аленький цветочек; философский камень; тетраграмматон – что кому больше нравится…) «Победившее смерть слово и разгадка жизни своей».

    Что значит для вас родина?

    Самое ценное, что есть в России – это ее многообразная культура (а не «рыночная» экономика или базарная политика). Для меня родина – это, прежде всего, чудный язык, сказки, песни, музыка Чайковского и Рахманинова, балет, книги… И русская поэтическая речь – это счастье. Сегодня говорят, что наше время не создано для поэзии. Я в это не верю. Поэтические минуты жизни - самое ценное, что в ней есть, и интуитивно все люди это понимают. Это необходимый фермент, витамин в организме общества, без которого мы перестанем быть людьми. Поэзия, впрочем, ценна сама о себе, без какого-либо прикладного значения. Она «ничего никому не должна», не нуждается в оправданиях. Гениально когда-то сказал Василий Жуковский: «Поэзия есть Бог в святых мечтах земли». Хорошее стихотворение бессмертно, нас не станет, а оно будет существовать, пока вертится Земля, доколь на белом свете «жив будет хоть один пиит». Я счастлива, что мне в моей жизни дано прикоснуться к русской поэзии.

    Интересовались ли вы своей родословной?

    Своей «исторической родиной» считаю Санкт-Петербург. Оттуда происходит один из моих прадедов, со стороны матери, Семен Александровский. Он был близок к знаменитой организации «Народная воля» (если вы помните из российской истории, народничество делилось на три ветви – одну возглавлял Нечаев (бесы-террористы), другую Ткачев (первые марксисты), третью Лавров). Прадед мой примыкал к Лавровскому кружку. Провещал крестьян, организовывал школы, больницы, пропагандировал революционную литературу – был выслежен охранкой и арестован, отправлен в Сибирь в каторжные работы, потом на вечное поселение в Иркутск. Там женился на местной дворяночке Маше Нелюбиной, у них было пятеро детей, одна из которых – моя бабушка Августа Семеновна. Александровский многое сделал для Иркутска, основал там одну из первых женских гимназий. Светлая личность. Есть краеведческая книга о нем из серии «Их помнит Сибирь». Семейству Нелюбиных принадлежал дом на набережной Ангары, из вечных лиственничных бревен – он стоит там и по сей день.
    Лишь однажды довелось мне увидеть прабабушку с отцовской стороны, Людмилу Владиславовну Снегоцкую, старую даму. Тонкое аристократическое лицо, достоинство, которое проявлялось в каждом слове и движении, особенно меня поразили ее руки, изящные, как произведение искусства. Людмила Владиславовна была голубых кровей, закончила Смольный институт благородных девиц. Замуж вышла за штабс-капитана царской армии, погибшего смертью храбрых на фронте, в первой мировой войне. Оставшись одна с малолетними детьми, она перебралась в Сибирь, к сестре. Одна из ее дочерей стала балериной, супругой театрального режиссера, другая актрисой, третья (мать моего отца) – врачом.
    О моих предках можно сложить сагу: история семьи вплетается в большую историю, причудливо и небанально. Два брата моей бабушки Августы убиты были в гражданскую войну (один воевал на стороне белых, другой – на стороне красных). Сестра Анастасия, воспитывавшаяся в семье дяди-полковника, оказалась с волной русских беженцев в Харбине (Китай). У нас сохранились в семейном альбоме ее фотографии – красавица, греческий профиль и тяжелый узел волос: Афродита эпохи модерна. Она вышла замуж за американского авиатора, уехала с ним в США, там вскоре умерла от родов. Еще один брат бабушки, Виктор Александровский – прозаик, много лет возглавлял писательскую организацию в Хабаровске. Моя бабушка образование получила до революции, хорошо говорила по-французски, резко выделялась на фоне своего (советского) окружения. Работала всю жизнь в школе, преподавала русский язык и литературу, ее очень почитали ученики. Дед мой Филипп Дмитриевич Дутов происходивший из донских казаков, осваивавших Сибирь, называл себя с гордостью челдоном (сибирское прозвище «человек с Дона»), дальний родственник атамана Дутова, который в 20-е годы понимал Дон против большевиков. Дед был врачом-рентгенологом и страстным художником, окончил Красноярское художественное училище имени Сурикова, всю жизнь рисовал пейзажи, несколько хранятся в Иркутском художественном музее, один, «Исток Ангары» есть у меня в доме. Воевал на японском фронте (писал оттуда детям письма, в которых больше рисунков, чем слов) потом работал в онкологическом диспансере. Умер от рака крови, который получил на войне, из-за того, что в полевых условиях делал снимки без свинцового фартука, облучался рентгеном – сам себе поставил диагноз, знал, что умрет, но держался очень мужественно. Дед по отцовской линии, Иван Васильевич Галкин родился в крестьянской семье, пробивался из низов, стал крупным партийцем, главой Восточно-Сибирского Крайплана. По сценарию той эпохи, был репрессирован в 1937-м и расстрелян, как «шпион четырех государств», после смерти Сталина реабилитирован «за отсутствием состава преступления»
    Один из прадедов служил штейгером (горным инженером) на золотых приисках в Бодайбо (Иркутская область), в знаменитой кампании «Лена-голдсфилд». Нажил на золотом песке большое состояние, (там, как рассказывала бабушка, даже дети, играя, могли «намыть» за лето спичечный коробок золота) но все проиграл в карты, вплоть до бриллиантовых серег жены. Умер от пневмонии – ранней весной заночевал в тайге на голой земле. От этой ветви рода у меня в жилах есть немного монгольской крови – если присмотреться, я несколько скуластая и раскосая. Сохранилось фото нашего легендарного штейгера, надменного, как Чингисхан, непреклонно-брового, а рядом – его молоденькая жена, слегка испуганная и не от мира сего, с васнецовскими глазами-озерами. Когда я вижу этот снимок, мне кажется, что это портрет двух составляющих моей натуры, двух ликов моей судьбы. У меня в наследственности очень намешано очень много элементов, противоречивых, даже взаимоисключающих, но это вообще свойственно русским, мы сложные люди и, может быть, поэтому редко живем в согласии с самими собой.
    Мама моя – журналистка (много лет работала собкором «Учительской газеты» по Восточной Сибири), папа был научным сотрудником института Сибизмир, по специальности физика Солнца. Дорогого моего отца уже нет на свете, но в Иркутском Академгородке его многие помнят, как доброго человека, бессребреника, идеалиста. Отец в международной группе ученых принимал участие в III полярной экспедиции, год провел в Антарктиде, на станции Мирный, плавал на научно-исследовательском судне «Заря» вокруг света. В нашем доме совсем не водилось мещанства, быта. Родители много читали, собрали прекрасную библиотеку, слушали классическую музыку, говорили о литературе, искусстве, мировых проблемах. Настоящие интеллигенты, таких теперь почти не встретишь. Брат Иван пошел по стопам отца, окончил Массачусетский технологический институт, магистр, сейчас живет в Лоуэлле недалеко от Бостона, занимается разработкой программного обеспечения для американских искусственных спутников Земли. Играет в музыкальном ансамбле, сочиняет музыку.

    Ваше первое поэтическое слово?

    Первым состоявшимся стихотворением считаю «Объяснение в любви»:

    Накиньте маленькой иве
    На голые плечи манто.
    Купите жгучей крапиве
    Билеты в цирк-шапито.
    <…>

    Облако, встаньте в очередь!
    Женщины, воробьи!
    Не напирайте очень,
    Хватит на всех любви.

    Этим признанием я (того не подозревая) с самого начала определила себя как поэта радостей бытия. «Всякое дыхание да славит Господа» – псалом царя Давида. Я (если угодно, как жаворонок или певчий дрозд) непрестанно объясняюсь в любви к миру, к его красоте.
    В России принято в стихах лирическому герою быть глубоко несправедливо обиженным, униженным, обойденным – и страдающим. Почти обязательно (хороший тон) жаловаться на несовершенства жизни, плакать, ощущать себя жертвой – судьбы, рока, эпохи, других людей. Этаким неприкаянным горемыкой, «былиночкой в поле» – объектом действия враждебных сил. Это вообще русский стиль жизни: быть несчастным. Мне же в стихах чуждо самосожаление. Я себя чувствую (вне связи с обстоятельствами жизни) – королевой, принцессой, счастливым человеком. Хотя, конечно, как каждый смертный, знаю, что в жизни есть боль. Как у Бродского: «Только с горем я чувствую солидарность… Из меня изливаться будет лишь благодарность».

    Самоопределение в поэзии?

    Я романтик, мне свойственен высокий слог и штиль, рыцарская влюбленность в красоту, поклонение вечной женственности, прекрасной природе. Я трубадур, менестрель. Отдаю себе отчет, что по нынешним временам это выглядит довольно странно, абсолютно не вписывается в журнальный мэйн-стрим. Что делать – такая я по сути, а искажать себя по чужому подобью смысла нет. Кстати говоря, литературная мода на моей памяти менялась несколько раз, это преходящее явление. В одном из стихотворений называю поименно поэтов, которых считаю предшественниками:

    …С эоловых уст менестрели
    Слетают, уносятся в дали:
    Марина в каскадах свирели
    И Анна с букетом Азалий,
    Сережа в плаще из капели
    И Осип, и Лорка, И Шелли…

    Перси Биши Шелли, любимый автор моего детства, был основателем литературного течения под названием романтизм. В нашем Отечестве последним романтиком, мне кажется, являлся, гордясь этим, как пристало, Булат Окуджава (еще Борис Гребенщиков – но он ушел на поиски Шамбалы и не вернулся). Современной российской поэзии романтика чужда, возобладал суровый реализм, без прикрас – бытовизмы, прозаизмы, описательство, серые будни, а также чернота всех оттенков... Или довольно тяжелые умствования. Я далека от того, чтобы осуждать это, видимо, русская поэзия должна пройти сей неизбежный этап в своем развитии. Но убеждена, что как один из главных способов отношения к жизни, романтизм неистребим, и он еще переживет возрождение.

    Критерии художественности для вас?

    Почему одно стихотворение хорошо, а другое плохо? Требований, конечно, много, в поэтическом тексте все должно быть совершенно – «это лучшие слова в лучшем порядке». Но у меня есть собственный критерий: оригинальность, неповторимость текста, непохожесть автора на всех других, узнаваемость творческой манеры. В идеале – собственная эстетика, создание собственной художественной вселенной, со своими звездами, планетами, черными дырами (так бывает у большого поэта). Свои темы, свои рифмы, размеры, лексика, синтаксис. Или хотя бы своя узнаваемая интонация. Она есть и у маленьких лириков, но подлинных. Самобытность, конечно, не ради пустого оригинальничания, а как органическая черта личности. Это само по себе, может быть, даже и не критерий, но атрибут всякого состоявшегося явления в искусстве (и в живописи так, и в музыке) Всегда, читая текст, обращаю внимание, что в нем нового. Обычное впечатление – «стихи хорошие, открытия нет». Должно быть открытие. Удивление, которое испытываешь, читая – вот самый верный признак. Поэзия удивляет (и еще она утешает тебя, при том, не обманывая). Большинство авторов, увы, основываются на достижениях предшественников, и только у единиц – озарение, прорыв (и в науке так, у исследователей, ученых).

    Расскажите о вашей прозе

    В первый сборник «Преображение» вошли две повести «Русалка», «Рояль, Часы, графин» и два рассказа «Колыбельная» и «Летучая мышь». Это мои «Детство. Отрочество. Юность». К сожалению, выход этой книги совпал хронологически с развалом Советского Союза и соответственно, Мурманского книжного издательства, и почти весь тираж ее исчез, ныне это библиографическая редкость, но ее вы можете найти в фондах мурманской областной научной библиотеки. «Летучая мышь» - это новелла о ребенке, его фантастическом восприятии действительности. Повесть о юной музыкантше «Рояль. Часы. Графин» - подступы к теме о тайнах ремесла, о судьбе творческой личности в мире. Действие романа «Исфахань происходит в наши дни, герои ее, «нищие духом» и просто нищие идут на поиски Града Божьего, и попадают в параллельную реальность, в пограничное пространство-время, между тем и этим светом. Роман опубликован во втором номере альманаха «Мурманский берег». Он посвящен другу юности поэту Василию Галюдкину.
    В сказочной повести для детей «Александрина или Сад в тундре» я рискнула рассказать о проблемах наркотической зависимости очень юному читателю – так, чтобы предостеречь его. Может быть, хоть кто-то в роковой момент, перед тем, как попробовать героин, вспомнит старую детскую книжку, и отшатнется – так мне думалось. Как всегда у меня, действие происходит на стыке двух миров, реального и фантастического. Это попытка средствами художественности противопоставить искусственную радость наркотика и вечную, некупленную радость бытия. Моя «Александрина» победила на конкурсе для детских писателей Баренц-региона, переведена на шведский и финский языки, но на русском так и не была издана (правда, на мурманском радио был создан радиоспектакль по мотивам повести).
    Роман «Сон-Хель и сонгелы: история поселения на краю света» критики называют фэнтэзи, но на мой взгляд, по жанру он сложнее. Философско-историческая притча по мотивам фольклора малых народов севера, и, прежде всего, саамов. Среди предшественников можно указать на Борхеса, Милорада Павича, Коэльо. Произведение довольно начинается как детская сказка, а заканчивается пост-модерном. Текст содержит в себе также «книгу в книге» – рассказ о судьбе рукописи, о ее странствиях по временам и по всему миру. Вот строки из предисловия к роману: В этой книге, существующей на ничейной земле между историей, поэзией и чистым вымыслом, просвещенный читатель найдет сюжеты как сказок саамов Кольского полуострова («Красивая Катерина», «Ледяная вежа», «Сталло-сталл» и др.), так и легенд, преданий саамов западных, проживающих ныне на территории Норвегии, Швеции, Финляндии. Автор добросовестно изучил всю литературу по лопаристике, которую мог найти в библиотеках Мурманска, Рованиеми (Лапландия) и Умео (Вестерботтен). Но не требуйте от его творения конкретных исторических и этнографических реалий. Действие происходит не в Саамедне Х – XYII столетий, как бы мы ее не представляли, а в Саамедне легендарной и баснословной. Исторические личности и факты, попадая в ткань повествования, сами становятся сказкой. Так, к примеру, Гиррит де Фер, или Василий Крестинин, которых вы встретите на страницах «Мянны и Налэть», это не сколки с действительно существовавших людей, а именно сказочные герои, преображенные по законам жанра. Признаю, что в «Сонгельском эпосе» вымыслу его создателя принадлежит место рулевого в кереже, летящей по ухабам семи саамских времен. Но главной правды маленького народа, которую затрудняюсь однозначно сформулировать, его сокровенного знания, ныне почти всеми забытого, я не нарушила. В книге сорок девять глав, примерно столько же дней в полярной ночи. Землякам-северянам, товарищам по световому голоду, я выпишу рецепт - читайте по одной главе на исходе каждого дня «перевернутого времени Коам-паль», и тьма станет цветной. Так вы незаметно пройдете до конца путь по цветущей, бунтующей вселенной – большому элмвудту саамов.

    Ваш самый значительный литературный успех?

    Публикация трех стихотворений из книги «Нить» в национальной антологии "Русская поэзия ХХ века", изданной под редакцией Евгения Евтушенко в Москве и Нью-Йорке (1999) и в антологии современной литературы Баренц региона "Здесь начинаются дороги" (2000).

    Мотив к творчеству?

    Пишу, не думая и не заботясь об успехе, популярности, славе, зарабатывании этим денег и т. д. – а только для собственного удовольствия. Творчество приносит такую эйфорию, с какой, я уверена, не сравнится ни один наркотик. И придает жизни смысл.
    Я уже достаточно взрослая, чтобы не обольщаться чьими-то комплиментами и не огорчаться, когда кому-то мои стихи или проза не нравится. Я не банкнота в сто долларов, чтобы нравиться всем. Главное, чтобы я сама нравилась себе. У Набокова есть утверждение, что единственный читатель, с которым стоит считаться, это ты сам, и еще один, главнейший – ты сам в будущем.

    На каких языках опубликованы Ваши произведения?

    5 стихотворений переведены на английский язык, примерно 10 -12 на финский, шведский, норвежский, опубликованы в журнале «Nord» (Великобритания), норвежском журнале «Ревю», в других журналах Скандинавии, в Антологии литературы Баренц-региона «Здесь начинаются дороги». К созданию последней книги я причастна, была редактором ее русского раздела. Антология вышла в 2001 году на шведском, норвежском, финском, русском, саамском. Знаменитый шведский переводчик Эрик Эгеберг (перевел «Анну Каренину», «Мастер и Маргарита») создал шведские версии моих стихов «Сирень», «Пьеро» и еще нескольких – это было самое удачное попадание. Я думаю, мои стихи абсолютно непереводимы, к сожалению, в них очень много игры слов, внутренних рифм, ассонансов, без них текст очень многое теряет. У меня все эти игры (Осип Мандельштам – «поэзия это игра детей с Отцом») в тексте происходят совершенно спонтанно, без установки на них, как органическая черта стиля. Это не я играю с языком, а он оказывает мне честь, играя со мной, ему это нравится Я просто купаюсь, как русалка, в потоке русской речи:

    Слова-струи,
    Словечки-поцелуи,
    Наречий град,
    Междометий звездопад.

    Целует меня предложенье
    И делает предложенье.

    Обнимает глагол,
    Беззастенчив и гол.

    Двоеточья, тире
    Льнут как к родной сестре…

    Ваша формула счастья?

    По-моему люди, со времен античности в этом вопросе делятся на циников, стоиков и эпикурейцев. Цинизм – это не мое. В нашем отечестве в почете стоицизм. Но я эпикуреец: считаю, что надо радоваться всему в жизни, каждой мелочи. Не исполнять суровый долг жизни, не приносить себя в жертву – а любить жизнь, любить себя, как часть ее, как божье создание, как часть божественного промысла и совершенства. Если вы не любите себя, то не возлюбите и ближнего своего, по слову Писания – ибо ближнего надо любить именно «как самого себя». Даже в горе искать радость (это уже завет не Эпикура, а, если помните, старца Зосимы – Алеше Карамазову). Я не к вульгарному гедонизму призываю, а к принятию бытия, которое, по-моему, отличает состоявшуюся личность. Если точнее, я исповедую стоицизм в эпикурействе – быть счастливым, вопреки всему. Счастливый человек не причиняет зла ни себе, ни другим.

    Кредо?
    Каждый мой поэтический сборник связан с эпохой в моей жизни, например, «Чистые неги» написан в период религиозного обращения. В отношении к вере – я, видимо, вечный богоискатель. Ищущие Бога мне понятнее и симпатичнее, чем те, кто уже все нашел. Верю в Создателя, в бессмертие души. Восхищаюсь Буддой и Магометом. Очень люблю Христа, такого, каким он предстоит в Евангелиях Нового Завета, но к православию, также как и ни к какой другой конфессии или секте не могу себя отнести.
    Склоняюсь к экуменизму: может быть, только мы все вместе – все человечество, все религии «правой руки» можем понять, что есть Бог.

    Вы ненавидите…
    Насилие. Предательство.

    Главное событие в Вашей жизни?

    Начала писать стихи, на рубеже 20 лет. Это, действительно, все меняет в жизни.
    Но встреча с моим будущим мужем и рождение сына – события не менее важные.
    В моей жизни был период конца 80-х – начало 90-х, когда мы с друзьями боролись за свержение коммунистического строя, в первой в Мурманске легальной антисоветской организации «Гражданская инициатива» (ее возглавлял мой муж, Олег Андреев, оттуда вышли многие мурманские общественные деятели). Это было чувство причастности к большой истории, вспоминаю о нем с ностальгией. В юности я была беспечно-аполитична, потом у меня были диссидентские взгляды, теперь я не могу отнести себя ни к одному политическому течению. «Быть может поэт тот – кому не вписаться в ряд…»

    Ваши пожелания начинающим поэтам?

    Никому не подражайте, подражание это духовное самоубийство. Боритесь в своем творчестве с литературными влияниями. Воспитайте в себе творческую свободу, она не менее важна, чем дар. Когда вы пишите, перед чистым листком бумаги, для вас нет авторитетов выше, чем вы сами, ваша душа, Бог в вашей душе. Талант – это своя правда. Спросите свое сердце, в чем правда, оно не солжет. И стойте крепко на этом.
    Никогда не служите никакой идее, пусть самой, на ваш взгляд благородной (общественной, религиозной), если не хотите, чтобы ваша поэзия превратилась в безликое пустое место. Если сделать искусство не целью, а средством, оно теряет свой смысл. Поэт – действительно, служитель вольных муз, и они не терпят измены.
    Талант это вообще-то, один из самых эффективных способов разрушить себя, свою жизнь и жизнь близких. Я помню в разные годы в Мурманске очень многих талантливых мальчиков и девочек, с интересными стихами, прозой, но из огромного большинства ничего не вышло, не потому, что не было дара, а потому, что они не знали, как им распорядиться. «Жизнь довела», «среда заела»… В России погибший поэт, несостоявшийся гений – это узнаваемый тип, привычная и даже типичная фигура. Что очень больно и обидно. Я бы преподавала на ЛИТ-объединениях, в литинститутах курс «выживания» для молодых поэтов. Один из постулатов: не зацикливайтесь на признании и славе. «Поэт, не дорожи любовию народной… ты сам – свой высший суд… иди дорогою свободной туда, куда тебя влечет свободный ум…» – наставление Пушкина, он понимал в этом толк. Правда и то, что поэт должен видеть одобренье себе «не в славословиях толпы, а в диких криках озлобленья». Славу, как ни парадоксально, создают не сладенькие рецензии, а черные разносы.

    Ваши литературные предпочтения?

    Я книгочей, книгоман, пожиратель книг. Без некоторых просто не могла бы жить – это
    совсем не преувеличение. На первом месте у меня бессмертная классика:
    - Данте, Гете, Гомер, Шекспир, древнегреческие и римские поэты – Сапфо, Овидий, Катулл. Выше этого, по-моему, ничего нет.
    - Марсель Пруст, Альбер Камю, Вирджиния Вульф, Габриэль Гарсиа Маркес, Хорхе Луис Борхес, Патрик Зюскинд, Милорад Павич;
    - Достоевский, Тургенев, Бунин, Чехов; Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Фет;
    - Набоков, Булгаков, Платонов; Блок, Есенин, Цветаева, Анненский, Мандельштам, Георгий Иванов, Ходасевич, Гумилев, Ахматова, обериуты, Арсений Тарковский, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский… литература о них;
    Люблю русских философов начала ХХ века: В. Соловьева, Н. Бердяева, В. Розанова.
    Мои поэты: Китс, Йитс, Рембо, Бодлер, Верлен, Рильке, Лорка…
    Последний поэт, кто на меня произвел эстетическое впечатление, это петербурженка Елена Шварц. Российская женская проза стала интересной, значительной, буквально на глазах, в последние два десятилетия: Татьяна Толстая, Марина Палей, Людмила Улицкая.
    Много читаю о Санкт-Петербурге: история, архитектура, культура.
    Книги для меня не учебники жизни, не пример для подражания, не средство самообразования, а (если начистоту) возможность эскапизма, ухода от действительности в другую творческую вселенную. Читаю ради удовольствия читать.
    Люблю живопись, самую разную, в последнее время ближе других Марк Шагал и Анри Матисс. Музыка для меня так же важна, как чтение, не могу без нее: Моцарт, Бах, Шопен, Рахманинов, Григ, Куперен, Вивальди, Дебюссси и так далее…

    Книга, которая заставила Вас задуматься?

    Всем девочкам советую почитать «Второй пол», фундаментальный труд Симоны де Бовуар. Чтобы понять, кто мы женщины, и не ошибиться, выстраивая судьбу. Если вкратце (с неизбежным упрощением) – не надо полагаться на то, что встретишь мужчину, который станет смыслом твоей жизни, определит тебя, как личность и возьмет в свою жизнь, как дополнение. Ты не «человек при мужчине», а сама полноценный человек и личность. У тебя есть все, чтобы самореализоваться, и надо использовать эту возможность, иначе счастья не будет. Женщина должна в жизни осуществлять собственные проекты. Пусть даже без 100-процентного неоспоримого успеха (а у кого он есть?) – все равно пытаться, вновь и вновь. Только это – достойный путь.

    Ваша настольная книга?

    Данте «Божественная комедия».

    Какое место занимает в вашей жизни работа журналиста?

    Много лет это было не просто способом зарабатывать деньги на жизнь, но и творческими проектами. Я автор и ведущая (уже в прошлом!) циклов авторских радиопрограмм "Сказки и были снежной Лапландии" (о саамских мифах и легендах) "Росяница" (культура русского Поморья), "Дорога к Полюсу. Жителям Мурманска и области больше известны и памятны мои радиоочерки и композиции, чем книги – таковы роль и значение СМИ в современном мире. Пользуясь случаем, хочу поблагодарить всех моих радиослушателей за внимание к моим передачам, за добрые слова – и попросить у них прощения, что в последние годы не смогла отстоять свое право на авторские программы. Дело в том, что после реформы регионального радиовещания 2005-го года наше столичное руководство резко сократило количество региональных передач. Это коснулось всех 72-х субъектов федерации. По стране 10000 журналистов и работников эфира остались без работы. Мы в ГРТК «Мурман» не смирились с ущемлением наших прав на свободу слова, писали президенту страны, проводили собрания, пикет у ДК Кирова в защиту свободы печати. Нас поддержал Союз журналистов России и международная журналистская организация Баренц-пресс, а также депутаты мурманской областной Думы, профсоюзы, многие общественные организации. И вы, мурманчане, чьи подписи стоят перед воззваниями в нашу поддержку. Спасибо вам! Благодаря общим усилиям, мы почти выиграли битву. Нам удалось отстоять рабочие места многих людей, а также объем вещания. Но кое-чем пришлось поступиться – авторскими программами. Их отменила Москва. Я работаю на ГТРК «Мурман» в новых условиях – как журналист, дающий информацию (в основном, короткие сюжеты) о событиях культуры в регионе.

    Продолжите фразу "Библиотека – это…"

    То, без чего я жить не могу; модель Вселенной («Вавилонская библиотека» Борхеса).
    Нежно люблю всех милых сотрудниц областной научной. Это люди, близкие мне по духу. Живущие вечными ценностями. Я бы сказала – лучшие люди в Мурманске, в нашей стране.

    Кто в Вашем представлении читатель?

    Все человечество – читатели. Человек есть не «то, что он ест», а то, что он читает.
    Мне близок образ из Гадких лебедей» Стругацких – особый класс людей (элита) – питающаяся книгами, вместо хлеба насущного. И чуть не половина человечества – писатели. Европейцев сейчас определяют, как супер-нацию писателей – по некоторым данным, каждый седьмой или восьмой взрослый гражданин объединенной Европе является автором книги.

    Каков ваш читатель?

    Романтик, как я. Человек, влюбленный в красоту и гармонию, поклоняющийся ей. Тот, для кого важно, чтобы литература поднимала человека высоко к идеалам - через тернии, к звездам, как бы наивно (для некоторых) это ни звучало.

    Творческие планы?

    Я написала прозаическую вещь «Петербургский квадрат» (Полное название «Фэнсион Трапеция: опыт мистической топографии») об одном из районов Санкт-Петербурга – сто домов, культурная история каждого из них. Открылись потрясающие вещи, пересечения судеб. Выяснилось, что с районом, где я люблю фланировать, связаны драматические моменты жизни многих (в моем списке более 70) поэтов, музыкантов, художников. Процитирую абзац из предисловия:
    «Без иллюзии, Фата-морганы, Петербург не существует. Это паноптикум визионерства, реестр бессмертных фантомов, открывающихся лишь вольному фэнсионеру – «гуляке праздному», коллекционеру пустяков. Он читает город, как раскрытый фолиант (питерское «Руководство по магии», с вокабулами заклинаний, с рецептами зелий и эликсиров), он перепархивает из эпохи в эпоху, почти в наркотическом трансе, в глубокой медитации солнечных days-dreems – снов наяву. Его видения порой болезненно ярки, словно фейерверки петровских ассамблей на бархате неба. Но некая интимность набрасывает покров. Так вуаль «Дамы в голубом» с полотна забытого художника, затеняет черты ее полупрозрачным облачком тревоги и грусти от любопытства зевак, от кошмара общедоступности…» Вышел журнальный вариант, но хотелось бы эту книгу издать в полном объеме.

    Очень важный для меня проект: мечтаю написать философский трактат о неприемлемости христианского ада. Сама идея воздаяния вечными муками за временные земные прегрешения мне кажется абсолютно абсурдной и безнравственной, противоречащей самому духу христианства – духу прощения, милосердия, любви. Не думаю, что Бог может быть так жесток – чтобы не оставить грешникам никакой надежды. Не принимаю образ Господа, как карающего, мстительного садиста. Христиане, с которыми доводилось беседовать, надеются, что они лично в Ад не попадут, и не нарушают заповеди господние из страха. Но на страхе нельзя основывать нравственность (а только на любви!) Нельзя все время запугивать себя и других. Жизнь в страхе загробного наказания, в убеждении, что жестокость выше милосердия – это одна из причин (может быть, главная) темных эксцессов в истории, войн и насилия. Источник разрушительных привычек и реакций. Не могу представить себе, как можно наслаждаться радостями рая, когда кто-то из твоих друзей и близких страдает в геенне огненной.
    Я готова возглавить движение за отмену Ада. Мы все, человечество, должны молиться о том, чтобы его не стало. Каждый день, медитируя, представлять себе, что выпускаешь из преисподней все новых грешников, прощая их и отпуская на свободу. «Иди и не греши больше». Мы модем сделать мир лучше. Пусть то хорошее, что есть в каждом человеке, даже самом темном будет спасено, а зло в нем – присоединится к мировому злу, которое до Страшного Суда все равно – увы – неуничтожимо.
    Я изложила все очень схематично, неизбежно вульгаризировала идею. Она требует книги, которую, надеюсь, напишу когда-нибудь.

    Что движет Вами на жизненном пути?

    У меня есть некая тайная игра, миссия, которую я сама себе придумала. Трудно это объяснить адекватно в нескольких словах, но здесь присутствует желание создать в стихах тот мир, в котором я хотела бы жить – всегда. Это некая страна вечной весны (из моего сборника «Добро пожаловать в весну», сто стихотворений о радостях жизни).

    Ваш жизненный девиз?

    «Сотри случайные черты, и ты увидишь – мир прекрасен». Повторяю это много раз в день.

    Счастья, любви и творчества, вечной весны всем моим читателям!

    Интервью от 30 мая 2007г.
    Вопросы задавала Федосеева О.В., руководитель РЦЧ МГОУНБ «Открытая книга».
    Категория: Новости | Просмотров: 643 | Добавил: nowhook | Рейтинг: 3.2/4
    Всего комментариев: 0

    Copyright MyCorp © 2025
    Сделать бесплатный сайт с uCoz